Брось вызов судьбе - пусть подавится. (С) NN.
Предупреждаю сразу буковок очень много, а потому все под катом.
читать
Этот день стал для меня особенным и не просто потому, что в этот день я отмечала свой восемнадцатый день рождения, и отнюдь не из-за удачного приобретения моим отцом очередной партии венецианского стекла. Нет, в этот день Альберто Джованни сделал мне предложение, от которого я не смогла и не захотела отказаться…
Я почти сирота. Моя мать умерла в 1872 году, давая мне жизнь, а отец постоянно колесил по миру в поисках выгодных предложений того, что можно было бы дешево купить и выгодно продать (а потому я его практически не видела). Моим воспитанием занималась тетушка Аннабель, сестра моей матери, модная светская дама и невероятная стерва. О да, тогда это слово не упоминалась в приличном обществе, если его вообще знали, но я слишком хорошо изучила свою тетушку, чтобы быть с ней вежливой. Вы удивитесь, если я скажу, что тетушка Изабелла любила только себя? Нет? Странно. Обычно мне не верили, оправдывая мою опекуншу её высоким происхождением (ну как же, она же маркиза, а маркизам следует вести себя иначе, чем прочим). Будто маркиза чем-то отличается от графини и баронессы...
Но я отвлеклась. Меня воспитывали в жестких рамках этикета, подавляя любую попытку к самовыражению. Я всегда носила платьица пастельных тонов, обшитые белыми атласными лентами, как того требовали модные предписания эпохи великой королевы Виктории. Несказанно много у меня было платьев тех оттенков розового и бледно-розового цветов, который несказанно шел моим ровесницам, голубоглазым блондинкам с бледной фарфоровой кожей, но уродовал меня, поскольку от природы я была шатенкой с карими глазами. Тетушке же было глубоко безразлично, как я выгляжу, пока нахожусь в детской (она вообще считала, что место детей в детской, откуда их стоит выпускать уже достигшими брачного возраста)... Кстати о детской, эту комнату я ненавидела. Нет, в этой комнате было все: игрушки, книги, различные принадлежности для рукоделия и рисования, только вот я не любила ничего из этого, поскольку моя гувернантка запрещала ко всему прикасаться из опасения за мою безопасность: бумагой можно порезаться, мелкую деталь игрушки — проглотить, красками — отравиться, и тогда прощай престижное место службы и хорошие рекомендации.
В течение 10 лет я практически безвылазно сидела в четырех стенах (не считая часовых прогулок утром и вечером, а так же выезды на рождественские приемы), постигая тяжелую науку. Ежедневно, словно исполняя древний ритуал, я просыпалась, выпивала чашку горячего шоколада (никогда не любила этот густо-коричневый горьковатый напиток), моя горничная выбирала платье (обычно я просто наугад тыкала пальцем в один из нарядов, поскольку, как я уже говорила, в основном они были розовыми и бледно-розовыми) и одевала меня. Затем я садилась на пуфик у туалетного столика с огромным зеркалом и меня причесывали. Потом передавали мисс Пиггенсейл (моей гувернантке), я завтракала, меня выводили на прогулку, а затем отсылали в классную комнату.
Все это я рассказываю сейчас, чтобы вы поняли — я абсолютно не жалею о том, что не погибла в той дорожной катастрофе, в отличие от сопровождающих меня мисс Пиггенсейл и Трэйси, моей горничной. Мистер Эдвард Симмонс, любовник моей тетушки, отделался переломом руки. Я совершенно не помню, что произошло тогда, помню, что меня возмутило откровенное заигрывание этого сквайра (обычного сельского охотника за богатством) с сопровождавшими меня служанками. Почему возмутило? Да потому что это МОИ служанки, они сопровождают МЕНЯ, а он никчемный прилипала, новая игрушка маркизы и не более того, что я и неприменула высказать ему в лицо. Мистер Симмонс не был истинным джентльменом и замахнулся, чтобы ударить меня, его руку перехватила моя гувернантка... дальше я помню лишь странный треск под днищем коляски и черноту.
После этого досадного дорожного происшествия тетушка написала моему отцу. В письме был поставлен жесткий ультиматум: либо он забирает меня, либо я окажусь в работном доме. В любом случае леди Аннабель отказывалась впредь заниматься моим воспитанием.
Письмо от отца пришло довольно быстро, он в это время был в Бристоле, а потому, не прошло и двух недель, как я в ненавистном мне бледно-розовом платьишке с небольшим саквояжем в руках, сидела на сундуке со своими вещами у пирса в этом достославном городе. Шляпку я сняла, и ветер уже успел растрепать мою некогда идеальную прическу. После смерти Трэйси меня очень редко причесывали по последней детской моде, ведь тетушка Аннабель даже не подумала нанять мне новую горничную, аргументировав это тем, что теперь это не её забота. Ах, если бы она знала, что в тот момент я почти полюбила её, поскольку только тогда, когда мой обычный распорядок дня перестал существовать, я почувствовала, что будущее не такое уж и серое.
Я так и не представилась, прошу простить. Мое имя Изабелла Рэмилли. В викторианской Англии мне полагался бы титул маркизы, не будь мой отец всего лишь умопомрачительно богатым итальянским вельможей, предпочитавшем кочевать по миру и приумножать свое состояние. Моя мать в свое время тоже стала всего лишь новым приобретением избалованного деньгами и красотами итальянца... до недавнего времени я вообще не знала, жив мой отец или нет. Но сейчас я плыву на его корабле в неизвестном направлении и меня это совершенно не волнует, скажу больше — меня это совершенно устраивает.
Моя каюта была простой, почти аскетичной, но так как в ней не было ничего пастельных тонов - меня это тоже вполне устраивало (с недавних пор фраза «меня это вполне устраивает» прочно укрепилась в моем лексиконе). Никто не заставлял меня пить горячий шоколад утром и теплое молоко перед сном, меня не одевали и не причесывали — все приходилось делать самой. Сначала я злилась (в доме тетушки мне все же помогала одеваться одна из горничных), но быстро смирилась с неизбежным, а когда смирилась мне даже стала нравиться такая жизнь. Отец был мало заинтересован моей персоной (еще бы, он меня почти одиннадцать лет не видел, с чего бы ему вдруг воспылать ко мне нежданной любовью?), зато команда на корабле мною просто восхищалась, в их представлении я была красивой куколкой, которой место в резном шкафу, а не на палубе корабля. Эти грубоватые люди, говорящие со мной на непонятном быстром языке, вызывали во мне теплоту и умиление (так мне не характерные), словно они были непоседливыми, но от того не менее любимыми домашними питомцами...
И все же я ловила себя на мысли, что неизвестность несколько пугает меня, а потому однажды за ужином я спросила у отца, куда мы плывем. Он внимательно посмотрел на меня своими темными глазами (почему у меня не такой цвет глаз и кожа не такого оливкового цвета?), на мгновение задумался, а потом как бы нехотя ответил, наливая в свой бокал на тонкой ножке вино:
- В Венецию.
- В Венецию? Это в Италии? - мною овладело любопытство, поскольку раньше об этом городе я лишь читала и, в моем представлении, Венеция была чем-то таким же далеким, как Рай.
- Да. У меня там есть дом и несколько друзей, на которых я могу рассчитывать.
На этом наш не долгий разговор завершился, и остаток ужина прошел в молчании, что, впрочем, не мешало нам обоим. Если все будет продолжаться так и дальше, то, вполне возможно, я даже полюблю своего отца...
Весна в Венеции приносила с собой не только теплые ветра, но и карнавал. Яркая смесь красок, была пикантно приправлена таинственным мерцанием огней и блеском масок. Ночные улицы освещались множеством факелов и вспышками фейерверков, взлетающих в небо тысячей тысяч разноцветных огней. Отовсюду раздавался звонкой смех, радостные крики и музыка. Музыка вообще властвовала в городе все дни, пока шел карнавал, подчиняя себе практически всех, впиваясь в людей крепче, чем легендарные вампиры в своих жертв. Музыка лилась из театров, с площадей и из таверн, множась веселыми голосами всех, кто хотел в этот день веселиться.
Я сидела, подтянув колени в подбородку и любовалась на извилистые сияющие улочки, заполненные людьми в причудливых масках и ярких нарядах. Лоб приятно холодили ажурные прутья балкона, а алое платье с белоснежными манжетами и воротничком было достаточно теплым, чтобы не вставать за шалью. Да, это я и меня все еще зовут Изабелла Рэмилли, и мне уже восемнадцать, но это моя первая весна в Венеции и я впервые вижу карнавал. Обычно когда кончалась зима, отец перевозил меня и нескольких моих слуг в Рим, мотивируя это тем, что летом Венеция представляет собой душное болото. Я не спорила – отцу видней, в Риме мне тоже нравилось.
И вот в этот сказочный вечер я в доме одна: отец отправился на праздник, оставив меня на попечение слуг, а слуги по-тихому сбежали, решив, видимо, что хозяин взял дочь с собой. Я не стала никого ни в чем разубеждать, а просто погасила свет во всем доме и вышла на балкон. Ах, с каким трепетом в сердце я вспоминаю сейчас эту ночь: то была ночь волшебных удивлений, полная моих детских фантазий. Сидя на балконе я воображала себя принцессой, заключенной в высокой башне, я, словно, парила над всеми. Была я и была разноцветная масса внизу...
Мне полностью принадлежал весь третий этаж отцовского особняка, а так как факелы, в основном, освещали первый и второй этажи, мне представилась отличная возможность наблюдать за людьми, оставаясь совершенно незамеченной ими. Эта странная привычка появилась у меня давно, поскольку раньше подобный вид развлечения был одной из немногих радостей, скрашивающих моё существование в детской, и вот теперь мой интерес к наблюдению возрос вновь. Например, я видела сейчас, как на одном из балконов, нависающим над каналом, молодой арлекин страстно шептал что-то уже далеко не юной даме. Женщину, видимо, смутили его, наверняка, не такие уж и пристойные комплименты и она, рассмеявшись, слегка шлепнула кавалера по руке веером, да многообещающий жест. А вон внизу, в гондоле плывет веселая компания молодых паяцев, все как один в золотых масках. Не нашли себе компания на вечер? Но постойте, вон же идут премиленькие юные девы (явно сбежавшие из своих спален), смелее паяцы, у вас появился шанс на интереснейший вечер… как же это интересно наблюдать за людьми!
Интересно, а полночь уже наступила? Так не хочется вставать и смотреть на часы. Нет, скорее всего, еще нет, поскольку я еще не слышала громыхание больших фейерверков. Но чтобы насладиться ими в полной мере придется уйти в другую часть дома, а жаль, было интересно наблюдать за развитием процесса соблазнения невинных дев, ведь мне тоже предстоит стать его жертвой завтра на приеме во дворце доджей. С тяжелым вздохом я стала подниматься на ноги, но от долгого сидения они затекли. Опасно пошатнувшись, я все же смогла удержать равновесие, вцепившись в перила балкона, чья лазурная резьба впилась мне ладони, а один, особо острый угол узора, впился в руку так, что выступила кровь…
Леди не пристало разговаривать как портовому грузчику, но иных слов на данную ситуацию у меня не было. Рана была не серьезной, просто глубокий прокол кожи в основании ладони, но кровь так тяжело отстирать с белоснежных кружев, особенно таких тонких, как те, что украшали мое платье. Так быстро платок я еще никогда не доставала. В том месте, где кровь касалась ткани, медленно расплывалось алое пятно, а потому пришлось еще немного сложить платок. Чтобы не видеть, как моя собственная кровь уродует кусок дорогого шелка, я стала осматривать толпу внизу, но меня ждало разочарование: все мало-мальски интересные для меня личности уже шли по направлению к площади, чтобы увидеть фейерверк. Наверное, стоит и мне все же перейти к другому окну.
…Но мой блуждающий взгляд случайно упал на темную фигуру. Это был мужчина, он тоже стоял на балконе третьего этажа и, казалось, наблюдал за мной с все более возрастающим интересом. Альберто Джованни, богатый финансист, живущий по соседству. Отец давно уже не ведет с ним никаких дел, но, тем не менее, они довольно часто встречались, а иногда даже сидели в кабинете отца вечерами и играли в карты. Меня, обычно, как только становилось известно о визите Джованни, отсылали в комнату и просили даже не появляться в гостиной. Я не спорила, но любопытство всегда, казалось, властвовало надомной. И вот сейчас я смотрела на взрослого красивого мужчину, чье состояние позволяло быть желанным гостем на любом приеме у любого аристократа… Я разочарована, он не настолько красив, как мне рисовало его воображение, я бы даже сказала, что он не в моем вкусе.
Наши взгляды встретились, и странное онемение сковало мое тело. Что это? Что происходит? Резкий порыв ветра вырвал из моих рук платок с алым пятном. Откуда здесь ветер?.. И спустя мгновение меня пронзила острейшая боль в шее, если бы я могла я бы закричала...
На следующее утро было объявлено о помолвке сеньориты Изабеллы Рэмилли и сеньора Альберто Джованни. Свадьба должна была состояться следующей весной…
Прошло шесть лет с того магического вечера, когда мой супруг даровал мне величайшую честь – он подарил мне Поцелуй Доверия. За это время мы сменили дома во многих городах Италии, и других странах Европы. Альберто предпочитал долго не задерживаться в местах, где нет официальной резиденции Джованни, а потому стоило ему наладить торговые связи и мы покидали город, страну, а иногда даже континент. Изменилась ли с того момента моя жизнь? Нет, радикальных перемен не было, просто постепенно, час за часом, день за днем мой супруг погружал меня в темные тайны, что следовали за ним ему подобным. Да, мой будущий муж был не таким, каким его знало высшее общество Венеции. Развращенные неумолимо надвигающимся прогрессом и благами своих богатств многие смертные даже не желали замечать, что уже давно не являлись истинными хозяевами в этом мире. Властвовали ими намного более сильные и опасные существа – вампиры.
Я раньше никогда не задумывалась над этими сказками: те кто охотятся в ночи, те кто пьют кровь, те кто обладают странной силой… Все это для меня было лишь старыми сказками, которыми детей пугают суеверные гувернантки. Да, теперь я была приглашена в куда более изысканный круг, но моя позиция была слишком неопределенной всего лишь гуль, всего лишь человек, которому оказана великая честь не больше, не меньше. Но я Джованни, лишь по мужу, пусть в моих жилах течет капля итальянской крови, пусть мой отец на хорошем счету в клане, но это не сделает меня одной из них – никогда, во всяком случае, пока я не докажу свою полезность и свою безоговорочную преданность.
Альберто относился ко мне как с любимой и дорогой игрушке, впрочем, я должна уже привыкнуть к подобному, хотя будучи вампиром, мой муж вкладывал в понятие «игрушка» несколько другой смысл. Он раскрывал мне все свои знания, учил меня основам некромантии, хотя это давалось мне нелегко, но ритуалы смерти открывались мне со странной легкостью: слова сами ложились на язык, а руки сами вычерчивали символы. Я помогала супругу во всех его экспериментах, но однажды я не удержалась и провела ритуал самостоятельно…
В тот вечер Альберто был вынужден уехать в особняк клана на прием, а поскольку тот прием был лишь для обращенных братьев и сестер, а потому на мой счет не пришло никаких распоряжений.
- Я оставляю тебя всего на один вечер, dolche, - произнес он своим магическим голосом, проводя своей холодной ладонью по моей щеке.
У меня перехватило дыхание, такие прикосновения от него были настолько редкими, что я ждала их с трепетом и нетерпением. Для супруга я никогда не была Изабеллой – с самой нашей помолвки он всегда называл меня только по-итальянски «сладкой», а на мой вопрос, почему именно так с усмешкой ответил, что моя кровь слишком сладкая, чтобы называть меня по имени. Иронией в этой ситуации было то, что мою кровь Альберто не пил с того самого вечера в Венеции, он даже не кусал меня – просто надрезал кожу на моей шее и сцедил несколько капель в свой бокал, а потом дал выпить своей крови, чтобы моя рана затянулась.
- Я буду ждать тебя, - ответила я ему, прикрывая глаза. Альберто усмехнулся и ушел, словно чувствовал, что в моей душе есть место для странной идеи.
Идея действительно была – в наши «особые» хранилища недавно был доставлен труп одной премилой девушки, погибшей, видимо, он рук насильников в одном из злачных кварталов Венеции. Мой супруг не знал, что делать с ней, поскольку для его экспериментов она уже не годилась, а в пищу он таких не употреблял, опасаясь испортить свой изысканный вкус грязью и, наверняка, какими-нибудь болезнями. Меня и мои интересы в данном случае не учитывали, поскольку я еще не обладала всеми силами, некроманта. Но моя самонадеянность всегда трудно поддавалась контролю, а потому отбытие супруга было расценено мной как шанс, которым следует воспользоваться.
Я не собиралась поднимать эту девицу в виде зомби, но мне стало интересно насколько правдивы слова о возможности увидеть в глазах трупа отражения событий, приведших этот самый труп к смерти. Ритуал был прост и даже скучен, а потому я решила слегка видоизменить его. Вместо того чтобы смотреть в глаза трупа я хотела вырезать эти глаза и видеть все не наклоняясь над смердящим телом… Когда-то, когда мое обучение ритуалам только начиналось, мой прекрасный супруг сказал что ритуалы некромантии это в первую очередь творчество и сила самого взывающего. Да, Мир Теней очень традиционен и предпочитает, чтобы все шло по правилам, но в этих правилах чаще всего больше подводных камней, чем в импровизации, а потому Духи всегда имеют преимущество, а потому я предпочла рискнуть.
Ритуальный кинжал, которым пользовался мой супруг для моей импровизации подходил плохо, но своего артефакта я еще не заслужила, а потому придется смириться с этим хоть и не существенно-важным, но все же неудобством. Начало ритуала было в традиционном ключе: зачитывание текстов, которые не несли в себе, какой бы то ни было силы, как я думала, они просто помогали сосредоточиться и сконцентрироваться…
Минуты медленно тянулись одна за другой, а я все мысленно переворачивала страницы книги и столь же медленно читала древний текст, шевеля уже побелевшими губами. Кинжал стал ощутимо оттягивать руку, почти невесомый вначале он стал тяжелым настолько, что так и норовил выскользнуть из моих похолодевших пальцев. Нет, я справлюсь, я смогу это сделать… Я стала зачитывать последнюю ритуальную фразу, когда руки предательски дрогнули и кинжал со странным свистом и хрустом вошел в левую глазницу трупа. Я едва не взвыла от разочарования, но если сейчас не завершить ритуал, то это будет просто приглашением для духов, ждущих за темной завесой. Что ж, раз я не могу вырезать ей глаза, то почему бы не подшутить и не ослепить её убийцу на один глаз?
…Моя рука вновь легла на рукоять кинжала, только я не стала доставать его, напротив, очень медленно я стала вращать ритуальный предмет против часовой стрелки, едва слышно шевеля губами. Рука трупа дернулась, правое веко резко поднялось, а тусклое глазное яблоко стало быстро-быстро вращаться. Я стала произносить слова быстрее, словно подстраиваясь под ту скорость, с которой мертвая отматывала воспоминания на нужное ей лицо. Ну же! Я буквально навалилась на рукоять, что протестующее вибрировала под моими ладонями. Ну же! Я не замечала, что выкрикиваю эту фразу, во мне проснулся голод истинного ученого, который уже вот-вот приблизится к какому-то важному открытию.
…Мой голос не дрогнул на последнем слове, рука была тверда, когда я одним рывком вырвала кинжал из глазницы. Ритуал завершен и прозрачная оболочка глаза на его клинке, и серое месиво на месте левого глаза у трупа… и тишина, которую как хлыст разорвали тихие аплодисменты… Альберто, он был тут все время и он все видел, а у меня не было сил даже повернуться к нему.
- Dolche, ты была неподражаема, - он подошел ко мне, забрал кинжал из моей руки, коснулся своими холодными губами моей щеки. – Я был прав, прося дядюшку Августо о разрешении сделать тебя истинной Джованни.
- Истинной Джованни?.. – мой голос дрогнул, Августо Джованни это же патриарх клана, а значит он…
- Завтра ночью я дарую тебе я Становление, dolche. И завтра же мы найдем тебе собственный ритуальный кинжал. Пусть это будет моим тебе подарком…
Альберто, мой супруг, если бы ты знал, какое счастье сейчас подарили мне твои слова…
Теперь я знала, что мир изменился, и я чувствовала перемены. Только эти перемены стали для меня не магическим откровением.
Начинался новый век, уже двадцатый по счету. Для Альберто это был уже третий век его нежизни, а я впервые встречала новое тысячелетие. Ожидала ли я чего-то нового? Нет, пожалуй, я была всего лишь любимой игрушкой, которая вдруг стала увеличивать свое могущество. После Становления мои способности к некромантии возрастали с небывалой силой уже за два года я могла без помощи мужа допрашивать трупы и ставить эксперименты, но я хотела большего, намного большего. Мои знания не позволяли моим чаяниям исполниться в полной мере, а потому я, еще не до конца покончив с человеческим, ушла учиться медицине. Альберто не препятствовал мне, напротив, его умиляла моя жажда знаний.
- Не соверши ошибки, некромантия влечет всех нас, но ты пренебрегаешь прочими умениями, - говорил он мне, а я лишь улыбалась, потому что еще не понимала к чему ведет дорога служения смерти.
Мое живое воображение рисовало меня творцом, а на деле я была и оставалась кровавым мясником. Кровь и сила мертвых вели меня вперед, каждый день я пыталась упростить для себя слишком громоздкие ритуалы, меняя то один, то другой. В результате муж был вынужден забрать меня из четырех европейских университетов, а когда я в очередной раз потеряла над собой контроль он просто запер меня в подземном лабиринте своего замка во Флоренции...
Встречала ли я других вампиров? О да! Джованни очень семейные, и семейственность у них присутствует во всем, поэтому после Становления Альберто водил меня на все вечера нашей семьи. Там-то я и познакомилась с большей половиной тех, с кем проводила свои эксперименты в университетах. Стремилась ли я к чему-то? Нет, пожалуй все же нет, я просто хотела попробовать все, захлебываясь новой силой и эмоциями. Именно поэтому первые годы моего заточения сводили меня с ума. Темнота меня не пугала, отсутствие собратьев не причиняло неудобств, у меня всегда была кровь и материалы, но отсутствие опьяняющего ощущения полной свободы исчезло.
Сейчас я понимаю, что Альберто вовремя схватил меня за руку, и стал постепенно, кубик за кубиком, строить мою, разрушенную Становлением, личность заново. Меня заново обучали владеть своими силами, учили использовать свою кровь как важную часть ритуалов, заново вбивали этикет, финансы, бизнес, умение вести беседу. Я до сих пор не понимаю как у моего супруга хватило терпения сломить зверя внутри меня настолько, чтобы я стала той Изабеллой, которую он когда-то называл «dolche»... А когда его игрушка вернулась – пришел Гитлер...
...Война ворвалась в нашу жизнь, раздавив нашу страну и раздробив клан. Джованни всегда были вне политики и ненависти, но некоторые из нас не смогли устоять перед таким раздольем как концлагеря, газовые камеры, пытки и чудовищные эксперименты. Третий Рейх стал той ошибкой, которую не учли многие. Дядюшка Августо сделал свой шаг раньше, чем многие неофиты и гули клана успели подумать об измене. Так как я уже была в черном списке, мне было «рекомендовано» приехать в особняк Джованни и переждать войну в нем. Там же я узнала, что Альберто пал жертвой первого предателя клана — своего родного брата.
- Докажи свою преданность и отомсти убийце своего мужа, - приказал мне секретарь Августо. И я отомстила. Это «деликатное поручение» стало первым шагом к моим нынешним экспериментам, которые я продолжила после войны, но с того момента последнее воспоминание о моей человеческой жизни ушло. Начался мой век вечного одиночества, наверное, это правильно, поскольку вампир всегда одинок.
Её звали Катарина, а отцом, кажется, был один из многочисленных кузенов Джованни, которых не принимали в избранный круг из-за нечистоты крови. Как странно, я уже говорю так, словно я прямой потомок главы клана. Глупо, но больше чем за пол века я привыкла считать себя частью семьи, хотя, ни по крови, ни по происхождению даже не мечтала когда-то стать одной из них...
Так вот, её звали Катарина и она умирала. Войны всегда влекут за собой жертвы, но тут дело было не в войне, просто девушка оказалась не в то время и не в том месте, а потому получила ножом в живот и сейчас истекала кровью на больничной койке. В больницу она попала слишком поздно, а потому у неё просто не было шансов на спасение. Или были?.. Я давно подумывала о помощнице и личном секретаре в одном лице, но ради этого обращать кого попало?.. Да и если такое делать, то что станет с чистотой крови?! Джованни не Шабаш и не Камарилья, для которых вполне нормально раздаривать силу своей крови кому попало. Нет, жалость тут не уместна, я должна быть уверена, что мой гуль не просто мне предан, мой гуль должен быть еще и полезен. Что ж, пара часов у меня есть, а потому можно спокойно выяснить всю поднаготную кандидатки в секретари... как же я не люблю эту рутинную работу.
Легко подтковырнув ногтем крышку своего ноутбука, я быстро подключилась к одной из баз города и углубилась в чтение. Итак, Катарина Смит (какая «редкая» фамилия), англичанка, журналист, двадцать один год. Серьезных проблем с законом не было, год назад проходила курс лечения от гормонального дисбаланса. Водит машину с 20 лет. Довольно известна в кругах пишущей братии. Перспективный новичок. Какая прелесть. Родители в разводе. Отец — известный адвокат, мать проживает в Канаде, имеется младшая сестра. Судя по всему, кровь Джованни в ней выражена слабо. Да вот, прабабушка по материнской линии была сестрой одного из многочисленных кузенов, в общем, седьмая вода на киселе. Нет, принять такую в клан значило бы просто опозориться! С другой стороны я смогу беспрепятственно ставить над ней эксперименты и мне никто даже слова сказать не посмеет о том, что я расходую ценные кадры. К тому же она истекает кровью уже давно и все еще жива... это будет очень интересное сотрудничество.
...В итоге я все же сделала из Катарины своего гуля. Я не прогадала, более преданного существа я не встречала никогда. Что ж, и одиночество может быть приятным...
История Изабеллы Марии Джованни, рассказанная ею самой.
читать
Поцелуй доверия.
Этот день стал для меня особенным и не просто потому, что в этот день я отмечала свой восемнадцатый день рождения, и отнюдь не из-за удачного приобретения моим отцом очередной партии венецианского стекла. Нет, в этот день Альберто Джованни сделал мне предложение, от которого я не смогла и не захотела отказаться…
* * *
Я почти сирота. Моя мать умерла в 1872 году, давая мне жизнь, а отец постоянно колесил по миру в поисках выгодных предложений того, что можно было бы дешево купить и выгодно продать (а потому я его практически не видела). Моим воспитанием занималась тетушка Аннабель, сестра моей матери, модная светская дама и невероятная стерва. О да, тогда это слово не упоминалась в приличном обществе, если его вообще знали, но я слишком хорошо изучила свою тетушку, чтобы быть с ней вежливой. Вы удивитесь, если я скажу, что тетушка Изабелла любила только себя? Нет? Странно. Обычно мне не верили, оправдывая мою опекуншу её высоким происхождением (ну как же, она же маркиза, а маркизам следует вести себя иначе, чем прочим). Будто маркиза чем-то отличается от графини и баронессы...
Но я отвлеклась. Меня воспитывали в жестких рамках этикета, подавляя любую попытку к самовыражению. Я всегда носила платьица пастельных тонов, обшитые белыми атласными лентами, как того требовали модные предписания эпохи великой королевы Виктории. Несказанно много у меня было платьев тех оттенков розового и бледно-розового цветов, который несказанно шел моим ровесницам, голубоглазым блондинкам с бледной фарфоровой кожей, но уродовал меня, поскольку от природы я была шатенкой с карими глазами. Тетушке же было глубоко безразлично, как я выгляжу, пока нахожусь в детской (она вообще считала, что место детей в детской, откуда их стоит выпускать уже достигшими брачного возраста)... Кстати о детской, эту комнату я ненавидела. Нет, в этой комнате было все: игрушки, книги, различные принадлежности для рукоделия и рисования, только вот я не любила ничего из этого, поскольку моя гувернантка запрещала ко всему прикасаться из опасения за мою безопасность: бумагой можно порезаться, мелкую деталь игрушки — проглотить, красками — отравиться, и тогда прощай престижное место службы и хорошие рекомендации.
В течение 10 лет я практически безвылазно сидела в четырех стенах (не считая часовых прогулок утром и вечером, а так же выезды на рождественские приемы), постигая тяжелую науку. Ежедневно, словно исполняя древний ритуал, я просыпалась, выпивала чашку горячего шоколада (никогда не любила этот густо-коричневый горьковатый напиток), моя горничная выбирала платье (обычно я просто наугад тыкала пальцем в один из нарядов, поскольку, как я уже говорила, в основном они были розовыми и бледно-розовыми) и одевала меня. Затем я садилась на пуфик у туалетного столика с огромным зеркалом и меня причесывали. Потом передавали мисс Пиггенсейл (моей гувернантке), я завтракала, меня выводили на прогулку, а затем отсылали в классную комнату.
Все это я рассказываю сейчас, чтобы вы поняли — я абсолютно не жалею о том, что не погибла в той дорожной катастрофе, в отличие от сопровождающих меня мисс Пиггенсейл и Трэйси, моей горничной. Мистер Эдвард Симмонс, любовник моей тетушки, отделался переломом руки. Я совершенно не помню, что произошло тогда, помню, что меня возмутило откровенное заигрывание этого сквайра (обычного сельского охотника за богатством) с сопровождавшими меня служанками. Почему возмутило? Да потому что это МОИ служанки, они сопровождают МЕНЯ, а он никчемный прилипала, новая игрушка маркизы и не более того, что я и неприменула высказать ему в лицо. Мистер Симмонс не был истинным джентльменом и замахнулся, чтобы ударить меня, его руку перехватила моя гувернантка... дальше я помню лишь странный треск под днищем коляски и черноту.
После этого досадного дорожного происшествия тетушка написала моему отцу. В письме был поставлен жесткий ультиматум: либо он забирает меня, либо я окажусь в работном доме. В любом случае леди Аннабель отказывалась впредь заниматься моим воспитанием.
Письмо от отца пришло довольно быстро, он в это время был в Бристоле, а потому, не прошло и двух недель, как я в ненавистном мне бледно-розовом платьишке с небольшим саквояжем в руках, сидела на сундуке со своими вещами у пирса в этом достославном городе. Шляпку я сняла, и ветер уже успел растрепать мою некогда идеальную прическу. После смерти Трэйси меня очень редко причесывали по последней детской моде, ведь тетушка Аннабель даже не подумала нанять мне новую горничную, аргументировав это тем, что теперь это не её забота. Ах, если бы она знала, что в тот момент я почти полюбила её, поскольку только тогда, когда мой обычный распорядок дня перестал существовать, я почувствовала, что будущее не такое уж и серое.
* * *
Я так и не представилась, прошу простить. Мое имя Изабелла Рэмилли. В викторианской Англии мне полагался бы титул маркизы, не будь мой отец всего лишь умопомрачительно богатым итальянским вельможей, предпочитавшем кочевать по миру и приумножать свое состояние. Моя мать в свое время тоже стала всего лишь новым приобретением избалованного деньгами и красотами итальянца... до недавнего времени я вообще не знала, жив мой отец или нет. Но сейчас я плыву на его корабле в неизвестном направлении и меня это совершенно не волнует, скажу больше — меня это совершенно устраивает.
Моя каюта была простой, почти аскетичной, но так как в ней не было ничего пастельных тонов - меня это тоже вполне устраивало (с недавних пор фраза «меня это вполне устраивает» прочно укрепилась в моем лексиконе). Никто не заставлял меня пить горячий шоколад утром и теплое молоко перед сном, меня не одевали и не причесывали — все приходилось делать самой. Сначала я злилась (в доме тетушки мне все же помогала одеваться одна из горничных), но быстро смирилась с неизбежным, а когда смирилась мне даже стала нравиться такая жизнь. Отец был мало заинтересован моей персоной (еще бы, он меня почти одиннадцать лет не видел, с чего бы ему вдруг воспылать ко мне нежданной любовью?), зато команда на корабле мною просто восхищалась, в их представлении я была красивой куколкой, которой место в резном шкафу, а не на палубе корабля. Эти грубоватые люди, говорящие со мной на непонятном быстром языке, вызывали во мне теплоту и умиление (так мне не характерные), словно они были непоседливыми, но от того не менее любимыми домашними питомцами...
И все же я ловила себя на мысли, что неизвестность несколько пугает меня, а потому однажды за ужином я спросила у отца, куда мы плывем. Он внимательно посмотрел на меня своими темными глазами (почему у меня не такой цвет глаз и кожа не такого оливкового цвета?), на мгновение задумался, а потом как бы нехотя ответил, наливая в свой бокал на тонкой ножке вино:
- В Венецию.
- В Венецию? Это в Италии? - мною овладело любопытство, поскольку раньше об этом городе я лишь читала и, в моем представлении, Венеция была чем-то таким же далеким, как Рай.
- Да. У меня там есть дом и несколько друзей, на которых я могу рассчитывать.
На этом наш не долгий разговор завершился, и остаток ужина прошел в молчании, что, впрочем, не мешало нам обоим. Если все будет продолжаться так и дальше, то, вполне возможно, я даже полюблю своего отца...
* * *
Весна в Венеции приносила с собой не только теплые ветра, но и карнавал. Яркая смесь красок, была пикантно приправлена таинственным мерцанием огней и блеском масок. Ночные улицы освещались множеством факелов и вспышками фейерверков, взлетающих в небо тысячей тысяч разноцветных огней. Отовсюду раздавался звонкой смех, радостные крики и музыка. Музыка вообще властвовала в городе все дни, пока шел карнавал, подчиняя себе практически всех, впиваясь в людей крепче, чем легендарные вампиры в своих жертв. Музыка лилась из театров, с площадей и из таверн, множась веселыми голосами всех, кто хотел в этот день веселиться.
Я сидела, подтянув колени в подбородку и любовалась на извилистые сияющие улочки, заполненные людьми в причудливых масках и ярких нарядах. Лоб приятно холодили ажурные прутья балкона, а алое платье с белоснежными манжетами и воротничком было достаточно теплым, чтобы не вставать за шалью. Да, это я и меня все еще зовут Изабелла Рэмилли, и мне уже восемнадцать, но это моя первая весна в Венеции и я впервые вижу карнавал. Обычно когда кончалась зима, отец перевозил меня и нескольких моих слуг в Рим, мотивируя это тем, что летом Венеция представляет собой душное болото. Я не спорила – отцу видней, в Риме мне тоже нравилось.
И вот в этот сказочный вечер я в доме одна: отец отправился на праздник, оставив меня на попечение слуг, а слуги по-тихому сбежали, решив, видимо, что хозяин взял дочь с собой. Я не стала никого ни в чем разубеждать, а просто погасила свет во всем доме и вышла на балкон. Ах, с каким трепетом в сердце я вспоминаю сейчас эту ночь: то была ночь волшебных удивлений, полная моих детских фантазий. Сидя на балконе я воображала себя принцессой, заключенной в высокой башне, я, словно, парила над всеми. Была я и была разноцветная масса внизу...
Мне полностью принадлежал весь третий этаж отцовского особняка, а так как факелы, в основном, освещали первый и второй этажи, мне представилась отличная возможность наблюдать за людьми, оставаясь совершенно незамеченной ими. Эта странная привычка появилась у меня давно, поскольку раньше подобный вид развлечения был одной из немногих радостей, скрашивающих моё существование в детской, и вот теперь мой интерес к наблюдению возрос вновь. Например, я видела сейчас, как на одном из балконов, нависающим над каналом, молодой арлекин страстно шептал что-то уже далеко не юной даме. Женщину, видимо, смутили его, наверняка, не такие уж и пристойные комплименты и она, рассмеявшись, слегка шлепнула кавалера по руке веером, да многообещающий жест. А вон внизу, в гондоле плывет веселая компания молодых паяцев, все как один в золотых масках. Не нашли себе компания на вечер? Но постойте, вон же идут премиленькие юные девы (явно сбежавшие из своих спален), смелее паяцы, у вас появился шанс на интереснейший вечер… как же это интересно наблюдать за людьми!
Интересно, а полночь уже наступила? Так не хочется вставать и смотреть на часы. Нет, скорее всего, еще нет, поскольку я еще не слышала громыхание больших фейерверков. Но чтобы насладиться ими в полной мере придется уйти в другую часть дома, а жаль, было интересно наблюдать за развитием процесса соблазнения невинных дев, ведь мне тоже предстоит стать его жертвой завтра на приеме во дворце доджей. С тяжелым вздохом я стала подниматься на ноги, но от долгого сидения они затекли. Опасно пошатнувшись, я все же смогла удержать равновесие, вцепившись в перила балкона, чья лазурная резьба впилась мне ладони, а один, особо острый угол узора, впился в руку так, что выступила кровь…
Леди не пристало разговаривать как портовому грузчику, но иных слов на данную ситуацию у меня не было. Рана была не серьезной, просто глубокий прокол кожи в основании ладони, но кровь так тяжело отстирать с белоснежных кружев, особенно таких тонких, как те, что украшали мое платье. Так быстро платок я еще никогда не доставала. В том месте, где кровь касалась ткани, медленно расплывалось алое пятно, а потому пришлось еще немного сложить платок. Чтобы не видеть, как моя собственная кровь уродует кусок дорогого шелка, я стала осматривать толпу внизу, но меня ждало разочарование: все мало-мальски интересные для меня личности уже шли по направлению к площади, чтобы увидеть фейерверк. Наверное, стоит и мне все же перейти к другому окну.
…Но мой блуждающий взгляд случайно упал на темную фигуру. Это был мужчина, он тоже стоял на балконе третьего этажа и, казалось, наблюдал за мной с все более возрастающим интересом. Альберто Джованни, богатый финансист, живущий по соседству. Отец давно уже не ведет с ним никаких дел, но, тем не менее, они довольно часто встречались, а иногда даже сидели в кабинете отца вечерами и играли в карты. Меня, обычно, как только становилось известно о визите Джованни, отсылали в комнату и просили даже не появляться в гостиной. Я не спорила, но любопытство всегда, казалось, властвовало надомной. И вот сейчас я смотрела на взрослого красивого мужчину, чье состояние позволяло быть желанным гостем на любом приеме у любого аристократа… Я разочарована, он не настолько красив, как мне рисовало его воображение, я бы даже сказала, что он не в моем вкусе.
Наши взгляды встретились, и странное онемение сковало мое тело. Что это? Что происходит? Резкий порыв ветра вырвал из моих рук платок с алым пятном. Откуда здесь ветер?.. И спустя мгновение меня пронзила острейшая боль в шее, если бы я могла я бы закричала...
На следующее утро было объявлено о помолвке сеньориты Изабеллы Рэмилли и сеньора Альберто Джованни. Свадьба должна была состояться следующей весной…
Становление.
Прошло шесть лет с того магического вечера, когда мой супруг даровал мне величайшую честь – он подарил мне Поцелуй Доверия. За это время мы сменили дома во многих городах Италии, и других странах Европы. Альберто предпочитал долго не задерживаться в местах, где нет официальной резиденции Джованни, а потому стоило ему наладить торговые связи и мы покидали город, страну, а иногда даже континент. Изменилась ли с того момента моя жизнь? Нет, радикальных перемен не было, просто постепенно, час за часом, день за днем мой супруг погружал меня в темные тайны, что следовали за ним ему подобным. Да, мой будущий муж был не таким, каким его знало высшее общество Венеции. Развращенные неумолимо надвигающимся прогрессом и благами своих богатств многие смертные даже не желали замечать, что уже давно не являлись истинными хозяевами в этом мире. Властвовали ими намного более сильные и опасные существа – вампиры.
Я раньше никогда не задумывалась над этими сказками: те кто охотятся в ночи, те кто пьют кровь, те кто обладают странной силой… Все это для меня было лишь старыми сказками, которыми детей пугают суеверные гувернантки. Да, теперь я была приглашена в куда более изысканный круг, но моя позиция была слишком неопределенной всего лишь гуль, всего лишь человек, которому оказана великая честь не больше, не меньше. Но я Джованни, лишь по мужу, пусть в моих жилах течет капля итальянской крови, пусть мой отец на хорошем счету в клане, но это не сделает меня одной из них – никогда, во всяком случае, пока я не докажу свою полезность и свою безоговорочную преданность.
Альберто относился ко мне как с любимой и дорогой игрушке, впрочем, я должна уже привыкнуть к подобному, хотя будучи вампиром, мой муж вкладывал в понятие «игрушка» несколько другой смысл. Он раскрывал мне все свои знания, учил меня основам некромантии, хотя это давалось мне нелегко, но ритуалы смерти открывались мне со странной легкостью: слова сами ложились на язык, а руки сами вычерчивали символы. Я помогала супругу во всех его экспериментах, но однажды я не удержалась и провела ритуал самостоятельно…
В тот вечер Альберто был вынужден уехать в особняк клана на прием, а поскольку тот прием был лишь для обращенных братьев и сестер, а потому на мой счет не пришло никаких распоряжений.
- Я оставляю тебя всего на один вечер, dolche, - произнес он своим магическим голосом, проводя своей холодной ладонью по моей щеке.
У меня перехватило дыхание, такие прикосновения от него были настолько редкими, что я ждала их с трепетом и нетерпением. Для супруга я никогда не была Изабеллой – с самой нашей помолвки он всегда называл меня только по-итальянски «сладкой», а на мой вопрос, почему именно так с усмешкой ответил, что моя кровь слишком сладкая, чтобы называть меня по имени. Иронией в этой ситуации было то, что мою кровь Альберто не пил с того самого вечера в Венеции, он даже не кусал меня – просто надрезал кожу на моей шее и сцедил несколько капель в свой бокал, а потом дал выпить своей крови, чтобы моя рана затянулась.
- Я буду ждать тебя, - ответила я ему, прикрывая глаза. Альберто усмехнулся и ушел, словно чувствовал, что в моей душе есть место для странной идеи.
Идея действительно была – в наши «особые» хранилища недавно был доставлен труп одной премилой девушки, погибшей, видимо, он рук насильников в одном из злачных кварталов Венеции. Мой супруг не знал, что делать с ней, поскольку для его экспериментов она уже не годилась, а в пищу он таких не употреблял, опасаясь испортить свой изысканный вкус грязью и, наверняка, какими-нибудь болезнями. Меня и мои интересы в данном случае не учитывали, поскольку я еще не обладала всеми силами, некроманта. Но моя самонадеянность всегда трудно поддавалась контролю, а потому отбытие супруга было расценено мной как шанс, которым следует воспользоваться.
Я не собиралась поднимать эту девицу в виде зомби, но мне стало интересно насколько правдивы слова о возможности увидеть в глазах трупа отражения событий, приведших этот самый труп к смерти. Ритуал был прост и даже скучен, а потому я решила слегка видоизменить его. Вместо того чтобы смотреть в глаза трупа я хотела вырезать эти глаза и видеть все не наклоняясь над смердящим телом… Когда-то, когда мое обучение ритуалам только начиналось, мой прекрасный супруг сказал что ритуалы некромантии это в первую очередь творчество и сила самого взывающего. Да, Мир Теней очень традиционен и предпочитает, чтобы все шло по правилам, но в этих правилах чаще всего больше подводных камней, чем в импровизации, а потому Духи всегда имеют преимущество, а потому я предпочла рискнуть.
Ритуальный кинжал, которым пользовался мой супруг для моей импровизации подходил плохо, но своего артефакта я еще не заслужила, а потому придется смириться с этим хоть и не существенно-важным, но все же неудобством. Начало ритуала было в традиционном ключе: зачитывание текстов, которые не несли в себе, какой бы то ни было силы, как я думала, они просто помогали сосредоточиться и сконцентрироваться…
Минуты медленно тянулись одна за другой, а я все мысленно переворачивала страницы книги и столь же медленно читала древний текст, шевеля уже побелевшими губами. Кинжал стал ощутимо оттягивать руку, почти невесомый вначале он стал тяжелым настолько, что так и норовил выскользнуть из моих похолодевших пальцев. Нет, я справлюсь, я смогу это сделать… Я стала зачитывать последнюю ритуальную фразу, когда руки предательски дрогнули и кинжал со странным свистом и хрустом вошел в левую глазницу трупа. Я едва не взвыла от разочарования, но если сейчас не завершить ритуал, то это будет просто приглашением для духов, ждущих за темной завесой. Что ж, раз я не могу вырезать ей глаза, то почему бы не подшутить и не ослепить её убийцу на один глаз?
…Моя рука вновь легла на рукоять кинжала, только я не стала доставать его, напротив, очень медленно я стала вращать ритуальный предмет против часовой стрелки, едва слышно шевеля губами. Рука трупа дернулась, правое веко резко поднялось, а тусклое глазное яблоко стало быстро-быстро вращаться. Я стала произносить слова быстрее, словно подстраиваясь под ту скорость, с которой мертвая отматывала воспоминания на нужное ей лицо. Ну же! Я буквально навалилась на рукоять, что протестующее вибрировала под моими ладонями. Ну же! Я не замечала, что выкрикиваю эту фразу, во мне проснулся голод истинного ученого, который уже вот-вот приблизится к какому-то важному открытию.
…Мой голос не дрогнул на последнем слове, рука была тверда, когда я одним рывком вырвала кинжал из глазницы. Ритуал завершен и прозрачная оболочка глаза на его клинке, и серое месиво на месте левого глаза у трупа… и тишина, которую как хлыст разорвали тихие аплодисменты… Альберто, он был тут все время и он все видел, а у меня не было сил даже повернуться к нему.
- Dolche, ты была неподражаема, - он подошел ко мне, забрал кинжал из моей руки, коснулся своими холодными губами моей щеки. – Я был прав, прося дядюшку Августо о разрешении сделать тебя истинной Джованни.
- Истинной Джованни?.. – мой голос дрогнул, Августо Джованни это же патриарх клана, а значит он…
- Завтра ночью я дарую тебе я Становление, dolche. И завтра же мы найдем тебе собственный ритуальный кинжал. Пусть это будет моим тебе подарком…
Альберто, мой супруг, если бы ты знал, какое счастье сейчас подарили мне твои слова…
Век вечного одиночества.
Теперь я знала, что мир изменился, и я чувствовала перемены. Только эти перемены стали для меня не магическим откровением.
Начинался новый век, уже двадцатый по счету. Для Альберто это был уже третий век его нежизни, а я впервые встречала новое тысячелетие. Ожидала ли я чего-то нового? Нет, пожалуй, я была всего лишь любимой игрушкой, которая вдруг стала увеличивать свое могущество. После Становления мои способности к некромантии возрастали с небывалой силой уже за два года я могла без помощи мужа допрашивать трупы и ставить эксперименты, но я хотела большего, намного большего. Мои знания не позволяли моим чаяниям исполниться в полной мере, а потому я, еще не до конца покончив с человеческим, ушла учиться медицине. Альберто не препятствовал мне, напротив, его умиляла моя жажда знаний.
- Не соверши ошибки, некромантия влечет всех нас, но ты пренебрегаешь прочими умениями, - говорил он мне, а я лишь улыбалась, потому что еще не понимала к чему ведет дорога служения смерти.
Мое живое воображение рисовало меня творцом, а на деле я была и оставалась кровавым мясником. Кровь и сила мертвых вели меня вперед, каждый день я пыталась упростить для себя слишком громоздкие ритуалы, меняя то один, то другой. В результате муж был вынужден забрать меня из четырех европейских университетов, а когда я в очередной раз потеряла над собой контроль он просто запер меня в подземном лабиринте своего замка во Флоренции...
Встречала ли я других вампиров? О да! Джованни очень семейные, и семейственность у них присутствует во всем, поэтому после Становления Альберто водил меня на все вечера нашей семьи. Там-то я и познакомилась с большей половиной тех, с кем проводила свои эксперименты в университетах. Стремилась ли я к чему-то? Нет, пожалуй все же нет, я просто хотела попробовать все, захлебываясь новой силой и эмоциями. Именно поэтому первые годы моего заточения сводили меня с ума. Темнота меня не пугала, отсутствие собратьев не причиняло неудобств, у меня всегда была кровь и материалы, но отсутствие опьяняющего ощущения полной свободы исчезло.
Сейчас я понимаю, что Альберто вовремя схватил меня за руку, и стал постепенно, кубик за кубиком, строить мою, разрушенную Становлением, личность заново. Меня заново обучали владеть своими силами, учили использовать свою кровь как важную часть ритуалов, заново вбивали этикет, финансы, бизнес, умение вести беседу. Я до сих пор не понимаю как у моего супруга хватило терпения сломить зверя внутри меня настолько, чтобы я стала той Изабеллой, которую он когда-то называл «dolche»... А когда его игрушка вернулась – пришел Гитлер...
...Война ворвалась в нашу жизнь, раздавив нашу страну и раздробив клан. Джованни всегда были вне политики и ненависти, но некоторые из нас не смогли устоять перед таким раздольем как концлагеря, газовые камеры, пытки и чудовищные эксперименты. Третий Рейх стал той ошибкой, которую не учли многие. Дядюшка Августо сделал свой шаг раньше, чем многие неофиты и гули клана успели подумать об измене. Так как я уже была в черном списке, мне было «рекомендовано» приехать в особняк Джованни и переждать войну в нем. Там же я узнала, что Альберто пал жертвой первого предателя клана — своего родного брата.
- Докажи свою преданность и отомсти убийце своего мужа, - приказал мне секретарь Августо. И я отомстила. Это «деликатное поручение» стало первым шагом к моим нынешним экспериментам, которые я продолжила после войны, но с того момента последнее воспоминание о моей человеческой жизни ушло. Начался мой век вечного одиночества, наверное, это правильно, поскольку вампир всегда одинок.
Любимый эксперимент.
Её звали Катарина, а отцом, кажется, был один из многочисленных кузенов Джованни, которых не принимали в избранный круг из-за нечистоты крови. Как странно, я уже говорю так, словно я прямой потомок главы клана. Глупо, но больше чем за пол века я привыкла считать себя частью семьи, хотя, ни по крови, ни по происхождению даже не мечтала когда-то стать одной из них...
Так вот, её звали Катарина и она умирала. Войны всегда влекут за собой жертвы, но тут дело было не в войне, просто девушка оказалась не в то время и не в том месте, а потому получила ножом в живот и сейчас истекала кровью на больничной койке. В больницу она попала слишком поздно, а потому у неё просто не было шансов на спасение. Или были?.. Я давно подумывала о помощнице и личном секретаре в одном лице, но ради этого обращать кого попало?.. Да и если такое делать, то что станет с чистотой крови?! Джованни не Шабаш и не Камарилья, для которых вполне нормально раздаривать силу своей крови кому попало. Нет, жалость тут не уместна, я должна быть уверена, что мой гуль не просто мне предан, мой гуль должен быть еще и полезен. Что ж, пара часов у меня есть, а потому можно спокойно выяснить всю поднаготную кандидатки в секретари... как же я не люблю эту рутинную работу.
Легко подтковырнув ногтем крышку своего ноутбука, я быстро подключилась к одной из баз города и углубилась в чтение. Итак, Катарина Смит (какая «редкая» фамилия), англичанка, журналист, двадцать один год. Серьезных проблем с законом не было, год назад проходила курс лечения от гормонального дисбаланса. Водит машину с 20 лет. Довольно известна в кругах пишущей братии. Перспективный новичок. Какая прелесть. Родители в разводе. Отец — известный адвокат, мать проживает в Канаде, имеется младшая сестра. Судя по всему, кровь Джованни в ней выражена слабо. Да вот, прабабушка по материнской линии была сестрой одного из многочисленных кузенов, в общем, седьмая вода на киселе. Нет, принять такую в клан значило бы просто опозориться! С другой стороны я смогу беспрепятственно ставить над ней эксперименты и мне никто даже слова сказать не посмеет о том, что я расходую ценные кадры. К тому же она истекает кровью уже давно и все еще жива... это будет очень интересное сотрудничество.
...В итоге я все же сделала из Катарины своего гуля. Я не прогадала, более преданного существа я не встречала никогда. Что ж, и одиночество может быть приятным...
@темы: Игры, Интересности, Творчество, Я
Условия обращения у вас гхм... жидковаты, чтоб стать Джованни нужно быть минимум гением, рождающимся раз в 100 лет, а вашему патрону нужно быть большой шишкой в клане, с учётом параноидальности и предантичности Джованни в делах, косющихся их законов (в каком-то рулбуке было что они обращают не более 3х неонатов в поколении). В общем причина обращения выглядит больно.... тореадорской
Может и стоит, но этот персонаж уже улетел на полку, просто решила повесить на дайрик, чтобы не потерялся
я сама люблю их читать. но, видимо, на мне сказывается малое количество информации